[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

зрения Шэнь Цинцю это определённо было одним из самых ценных его свойств.

Подняв чашку, мужчина отпил глоток лучшего «Снега Горных Вершин», к превосходному вкусу которого он всё ещё не успел привыкнуть за все эти годы, и как бы невзначай бросил:

— Близится собрание Союза бессмертных.

Разумеется, Ло Бинхэ и сам был в курсе.

— Этому ученику стоит подготовить для учителя список участников с горы Цинцзин?

В последнее время Шэнь Цинцю и вправду предпочитал сваливать все организационные дела на Ло Бинхэ — тот выполнял их с неизменным рвением и скрупулёзностью. В самом деле, к чему удручать себя скучными повседневными делами, когда ученик счастлив взять их на себя? Отчитываясь о выполненном задании, Ло Бинхэ никогда не забывал поинтересоваться у учителя, нет ли в его работе недочётов; при этом Шэнь Цинцю едва удерживался от восклицания: «Хэй, парень, зачем ты всякий раз спрашиваешь, всё ли правильно, если я сам в жизни не сумел бы сделать это столь же безупречно!»

— Лучше передай его прямо главе школы, — велел Шэнь Цинцю.

Ло Бинхэ молча кивнул. Он хотел ещё что-то добавить, но внезапно его посетило какое-то странное ощущение. Юноше вдруг почудилось, что сегодня наставник уделяет ему особое внимание. Не удержавшись от улыбки, он спросил:

— Почему вы так на меня смотрите? Неужели учитель тоже соскучился по этому ученику?

— Я что, не имею права смотреть на своего воспитанника? — суховато отозвался Шэнь Цинцю.

— Разумеется, имеете, — рассмеялся Ло Бинхэ. — Учителю нравится то, что предстаёт его глазам?

Тут уже Шэнь Цинцю не удержался от смешка. Мгновение помедлив, он окликнул его:

— Бинхэ.

Юношу не оставляло чувство, что учитель ведёт себя как-то странно. Должно быть, он собрался сказать что-то значительное, потому Ло Бинхэ лишь послушно отозвался:

— Да?

Глядя ему прямо в глаза, Шэнь Цинцю спросил:

— Ты хочешь стать сильным? Настолько могущественным, что никто под небесами не посмеет тягаться с тобой?

Ло Бинхэ давным-давно решил для себя этот вопрос. Торжественно выпрямившись на сидении, он без колебаний ответил:

— Да!

При виде подобной уверенности Шэнь Цинцю испытал некоторое облегчение. Чётко выговаривая каждое слово, он вопросил:

— А если бы тебе, к примеру, пришлось ради этого, пройдя через жестокие страдания, бесчисленные препятствия, опасности, грозящие твоему телу и душе, дойти до самой крайности, ты бы решился на это ради обретения подобной мощи?

— Бинхэ не страшится ни боли, ни труда, ни опасностей, — медленно произнёс юноша. — Он жаждет лишь обрести силу, чтобы защитить дорогих ему людей!

Этим ответом он несколько успокоил мятущееся сердце Шэнь Цинцю.

«Верно, Ло Бинхэ, ради своего будущего нефритового цветника из трёхсот персон ты должен потерпеть!»

Пусть в душе Шэнь Цинцю по-прежнему не мог примириться с тем, что предстоит пережить главному герою, чтобы переродиться, словно бабочка, вылетающая из кокона, он впервые поверил в то, что и впрямь сможет сыграть возложенную на него бесчеловечную роль.

***

Три дня спустя избранная дюжина адептов хребта Цанцюн отбыла на собрание Союза бессмертных.

На сей раз оно должно было состояться в покрытом дремучим лесом ущелье Цзюэди [4].

Те адепты, что уже успели сделать себе имя, не принимали участия в собрании, чтобы не соперничать с младшими сотоварищами, ведь им не было нужды добиваться внимания сильных мира сего. Потому-то главы пиков Цанцюн и старейшины, как правило, сами не участвовали, отбирая от своей горы с десяток молодых адептов — примерно столько за это время присоединялось к числу бессмертных, так что чем больше, тем лучше. И, подумать только, в этом романе заклинатели добирались до места собрания на конных повозках!

Авторы сажают персонажей на лошадей исключительно ради героической позы. Однако, поскольку Шэнь Цинцю не горел желанием углублять знакомство с породой непарнокопытных, рискуя при этом сломать себе шею, а также подставлять своё миловидное лицо всем горным стихиям, он без колебаний выбрал крытую повозку — и пусть все остальные смотрят на него с осуждением, если охота.

Однако оказалось, что с местами в повозке всё на поверку не так-то просто — тут явно действовал принцип: кто успел, тот и съел. Стоило вееру Шэнь Цинцю коснуться дверной занавеси, как изнутри раздался резкий голос:

— Такой здоровый мужик, и собрался потеснить хрупкую женщину!

Обладательницей роскошных бровей и высокой пышной груди оказалась не кто иная, как госпожа горы Сяньшу, Ци Цинци [5].

В оригинальном романе её отношения с Шэнь Цинцю были так себе, впрочем, они почти не контактировали, что вполне устраивало обоих. Но за последние годы, поработав с ней бок о бок, мужчина проникся уважением к её прямоте и грубоватой откровенности, так что, можно сказать, они неплохо поладили. Наставив на неё свой веер, Шэнь Цинцю изрёк в безупречно вежливой манере:

— Прошу госпожу снизойти к слабости больного.

Ци Цинци признала за ним это право, подвинувшись, но всё же не удержалась от замечания:

— Ты окончательно распустился, пользуясь своим отравлением, чтобы с тобой все носились как с писаной торбой! Если так дальше пойдёт, ты забудешь, что у тебя есть золотое ядро! Может, тебе ещё и закусок поднести?

— А что, неплохая идея, — как ни в чём не бывало отозвался Шэнь Цинцю, постучав ручкой веера по стене повозки.

Из-за поднявшегося занавеса тотчас возникло улыбающееся лицо Ло Бинхэ.

— Чего пожелает учитель: закусок, воды, или у вас затекла поясница?

Сам ученик восседал на высокой белой лошади, словно подчёркивающей его одухотворённую красоту. Под яркими лучами солнца он весь так и сиял, словно статуэтка из нефрита.

— Твоя тётя [6] Ци желает отведать закусок, — велел Шэнь Цинцю.

Ло Бинхэ тотчас извлёк из-за пояса изящный свёрток, словно только этого и дожидался.

— Учитель, прошу, дайте знать, если вам ещё что-то понадобится, — попросил он, перед тем как опустить занавес.

Проезжавший мимо Лю Цингэ громко фыркнул, нахлёстывая лошадь.

— Ну надо же, — изрёк Шэнь Цинцю, вскрывая свёрток. — «Борода дракона» [7]! Неплохо. — Протягивая его Ци Цинци, он предложил: — Хочешь попробовать?

В этот момент грозная заклинательница затруднилась бы подобрать слова, чтобы описать свои чувства. Её распирало что-то вроде праведного негодования: как мог столь прекрасный ученик, духовно сильный и безупречно воспитанный, взрасти под крылом этого бездельника Шэнь Цинцю?

На самом деле, существовала метафора, прекрасно отражающая её эмоции, но неизвестная ей в силу анахронизма — «прозрение слепой собаки».

Поглощённая этими переживаниями, Ци Цинци даже не взглянула